Однако, если дела и дальше так пойдут, в скором времени Федор уже не сможет таким вот образом воспитывать шаловливого братца. Все идет к тому, что ученик по всем параметрам будет круче учителя, а прогибаться и подставляться Борман жуть как не любит, так что годика этак через три-четыре в семье Гусевых могут наступить непростые времена. Хе-хе...
– Минутку... Клей?
– Ага, – Федор огорченно покачал головой. – Вот уж не думал... Спортсмен, блин, и все такое...
А вот я совсем не реактивный, а местами совсем тормоз. Конституция у меня такая, лирико-меланхоличная.
– Ладно. Ты занимайся, а я пообщаюсь с товарищем.
– Давно не виделись?
– Эмм...
– Ему твоя реабилитация не нужна: там по педагогике все было пучком.
– Реабилитация тут ни при чем. Про клей пояснил что-нибудь?
– Нифига. Молчит, как партизан на допросе.
– Ну вот, видишь. Это потому, что ты сатрап и тиран. А я из сострадательной миссии, так что у меня есть шансы...
– Тоже мне, мать Тереза... – Федя недовольно нахмурился, и не останавливаясь направился к спортзалу. – Смотри, не разлагай мне тут...
Я проследовал к месту экзекуции, изобразил позу нетерпеливого ожидания и принялся многозначительно пялится на Думбадзе.
Думбадзе ни на позу, ни на многозначительность не реагировал. Что поделать – вот такое оно скотино. Давлению не подлежит – оно здоровенное, как горилла, и наглое, как танк (почти все Федины друзья – спортсмены, исключение, пожалуй – ваш покорный слуга).
– Сергеич, тебе в теплице ничего не надо?
– Федя сказал – не отпускать, пока не откопает.
– Да и не отпускай: нам парой слов перекинуться...
– Федя сказал – махать не разгибаясь, пока не закончит, – Думбадзе хитро прищурился.
– Федор тебе не начальник.
– Ты – тоже.
– Ну же, Вано, будь человеком...
– Да что у вас там за секреты такие?! Говорите при мне, я что, мешаю?
– Ладно, Вано – буду должен.
– Ну, коли так... – Думбадзе приободрился и с энтузиазмом поскреб щетину здоровенной мохнатой лапой. – Эмм... Короче, в пятницу будем столы списывать – в «методичке»...
– Сергеич – об чем разговор!
– Сделаем, да?
– Г...-вопрос!
– Ну ладно. Пойду, посмотрю шланги...
– Вот же цукер... – Борман, проводив завхоза неприязненным взглядом, вогнал штык лопаты в землю. – Везде выгоду найдет, цинандали хитрож...
– Почему Феде про клей не объяснил?
– Ты же сказал – никому...
– Ну Феде-то можно было!
– Если б ты сказал: Феде можно – тогда да. А никому – значит никому, – Борман упрямо насупился. – Разве нет?
Ну что ж, логично, как говорит товарищ Федя. На будущее надо учитывать такие вещи: юношеский максимализм, конспиративные игры и прочую тинейджерячью мишуру.
– Борис, ты уже большенький у нас. Должен понимать, что бескомпромиссность в таких случаях – самый короткий путь в инвалидное кресло. Или на кладбище – это уж как повезет. Гибче надо быть. Мудрее.
– А сам? Взял бы и сказал.
– А смысл?
– Ну...
– Вот скажи, какой практический смысл в том, что у меня сейчас был бы точно такой же фингал, как у тебя? Мир бы стал лучше и добрее? Траншея откопала бы сама себя? Тебе бы от этого стало легче?
– Мне бы... Пфф... – Борман невесело хмыкнул и покачал головой. – Вообще, интересно было бы... Но, знаешь – нет, не легче. Я все равно уже за все ответил, так что...
– Ну вот, видишь, как здорово! Тут она и поперла, мудрость-то, – похвалил я. – Мужаешь прямо не по дням, а по часам. Постигаешь смысл ответственности и все такое... Кстати, почему так поздно домой пришел? В котором часу закончили клеить?
– Мы... это... – Борман виновато потупился. – Не закончили, короче...
– Не понял?!
– Гуляли у него во дворе, – Борман тяжело вздохнул и, глядя в сторону, принялся сосредоточенно ковырять ногтем витиеватый сучок на отполированном до блеска черенке лопаты. – Свет, музыка, куча тачек у ворот, люди постоянно – туда-сюда... Короче, мы туда приехали сразу после дискотеки, и часа три, наверно, сидели, ждали – народ не расходился...
Так, а вот это уже нехорошо. Нет, не то, что гуляли – это на здоровье: помимо майских праздников, завтра у нас День города, отмечать, как водится, начали позавчера, причем в промышленных масштабах. Мы с Федей, например, тоже вчера на «корпоративной» вечеринке развлекались.
Нехорошо – это на предмет отсутствия плакатов. Это просто полный провал.
– Ага... – я посмотрел на часы – 11.02. – Значит, судья у нас без плакатов остался?
– Ну так не наклеили же...
– Я вопрос задал.
– Ты че, прикалываешься? – Борман угрюмо насупился: сугубо по-Гусевски, ни дать ни взять – маленький Федя. – Я все – проникся, виноват, типа, терзаюсь и все такое...
– Да терзайся на здоровье, кто мешает? Время идет, мне надо быстро принимать решение. Итак, сформулируем: в настоящий момент наглядной агитации на заборе судейской усадьбы нет. Так?
– Так.
– Плакаты?
– У Ромы.
– Состояние?
– А что с ними будет? Нормальное состояние.
– Хорошо. Валики?
– Какие валики?
– Ну, привет! Чем размазывать собирались?
– Эмм...
– Понял, вычеркиваем. Клей?
– Мать отняла...
– Понял, записываем... Плюс еще пятнадцать минут... Угу... Угу...
– Не понял... Ты что, хочешь сейчас клеить?!
– Не хочу. Видит бог – совсем не хочу! Но придется. У нас осталось пятьдесят с чем-то минут, так что...
– Не, Дим, это ты того... Ты, конечно, жуть какой умный, но...
– Мальчонка испужался? Ладно, сам справлюсь...
– Да прекрати – «испужался»! У него там сто пудов камеры стоят. На заборе или на крыше...
– Ты их видел?
– Ну... Судья же. Крутой, типа...